Константин Комаров родился в 1988 году в Свердловске. Выпускник филологического факультета Уральского федерального университета им. Б. Н. Ельцина. Кандидат филологических наук. Тема диссертации — «Текстуализация телесности в послереволюционных поэмах В. В. Маяковского». Финалист литературных премий «Дебют» в номинации «эссеистика» (2013, 2014), «Лицей» в номинации «поэзия» (2018), Искандеровской премии в номинации «поэзия» (2020). Участник Форума молодых писателей России и стран СНГ в Липках (2010—2019). Стихи публиковались в журналах «Знамя», «Дружба народов», «Звезда», «Нева», «Урал», «Гвидеон», «Волга», различных сборниках и альманахах, на сетевом портале «Мегалит», в антологии «Современная уральская поэзия» и др. Автор нескольких книг стихов и сборника литературной критики. Автор литературно-критических статей в журналах «Новый мир», «Урал», «Вопросы литературы», «Знамя», «Октябрь», «Нева» и др. Член Союза российских писателей, Русского ПЕН-центра. Живёт в Екатеринбурге.
Должен ли поэт объяснять свои стихи?
Должен ли поэт объяснять свои стихи?
Казалось бы, отрицательный ответ очевиден и отсылает к чеканной формулировке Зинаиды Гиппиус (хотя приписывают её и иным литераторам): «Если надо объяснять, то не надо объяснять».
Оказывается, однако, не всё так однозначно и до сих пор надо объяснять, что не надо объяснять. Причём не только обывателям, для которых стихи обязаны быть «про что-то» (нет более убийственного для поэзии вопроса, чем школьно-схоластическое «о чём это стихотворение?»), но и членам профессионального литературного сообщества.
В одном уважаемом литературном журнале, с которым я давно и плодотворно сотрудничаю и как поэт, и как критик, при подготовке очередной подборки внезапно потребовали «объяснить» и (что самое удивительное) «оправдать» одну строфу. Мотивировалось это требование тем, что «надо подготовиться к возможному наезду» (чьему???). Пояснялось также, что как «очень умный человек» я понимаю, что «почти всё в стихах можно как-то да оправдать». Не понимаю.
День до сих пор носат
и мечет черепки.
Скучны, как порносайт,
ночные черенки.
Это требование меня, мягко говоря, удивило и огорошило, ибо мне всегда казалось, что поэзия ни в каком оправдании не нуждается, сама являясь (вспоминая название книги Бориса Рыжего) «оправданием жизни».
Но, в качестве любопытного эксперимента, решил попробовать и придумал задним числом следующее:
Это стихи о распадении времени как такового. «День до сих пор носат» — потому что непропорционален, несимметричен Времени, не укладывается в него, из-за своей «носатости» он как бы «выпирает» в безвременье. «Мечет черепки» — об этом же: время разрушается, и день мечет черепки выхолощенных секунд, минут, оторванных от Времени, деформированных, обезличенных. Что делает в этой ситуации поэт, лирический герой стихотворения? Его время — ночь, она, с одной стороны, противопоставлена дню как благоприятное для творчества время — без суеты и т.д., а с другой — ночь тоже испытывает на себе этот распад, и поэт, стремясь с ним совладать, пытается внутри себя сгенерировать какое-то новое, своё время, но в душе его — лишь черенки (опять же семантика деформированности, неполноты) уже давно отработанных, механизированных смыслов. Они скучны, однообразны и предсказуемы, как контент известного рода сайтов, ничего нового, спасительного обнаружить не удаётся, и лирический герой остаётся в рамках этой строфы несолоно хлебавши — в инерционном безвременье, в пустом обёрточном пространстве, а не в творческой вечности, которую он так тщился для себя организовать.
Сочинив эту сомнительную «объяснительную записку», я почувствовал себя крайне неуютно. Мне стало внятно раздражение Александра Блока, которого в какой-то момент достали расспросами о том, что значит появление Христа в финале поэмы «Двенадцать». «Да я просто его увидел» — неизменно отвечал Блок. Думаю, схожим образом на вопрос о происхождении «тёмных» образов ответили бы Хлебников, Мандельштам, французские «проклятые поэты» и многие-многие другие.
Вот и я просто увидел. При всей, разумеется, несопоставимости масштабов увиденного.
Мне представляется, что эта искусственно смоделированная интерпретация проигрывает изначальной и принципиальной «необъяснимости» этих строк, которые я просто услышал в себе. Необъяснимое чревато полифонией смыслов и множественностью интерпретаций, ничего не навязывает читателю, а, напротив, привлекает его к сотворчеству. И это собственно поэзия, а объяснения такого рода поэзией ей быть только мешают.
Есть, конечно, интересные маргиналии, вроде книги Виталия Кальпиди «Мерцание», где все стихи снабжены подробнейшими построчными комментариями. Но это — единичный провокативный художественный эксперимент.
Если же дело не в профессиональной придирчивости редактора (как мне хотелось бы думать), а элементарно — в невинном слове «порносайт», то тогда всё совсем просто: к нам возвращается старушка-цензура, и утешаться остаётся только тем, что на поэзию хоть так обратили внимание и что как минимум один читатель у поэта теперь есть железно…
Перефразируя старую поговорку на современный лад — мема без огня не бывает. По интернету давно ходит и пользуется заслуженной популярностью картинка, на которой «поэта два часа отпаивают водкой после того, как он узнал о скрытых смыслах своих стихов». Не трогайте поэта! Его «далеко заводит речь». Он сам порой не знает, что транслирует, ибо взрывает пласты бессознательного, будучи медиумом и проводником высших смыслов. Он работает с интуициями, порой не совсем ясными даже ему самому. Или совсем неясными. И если отвечать ему за свои слова, то точно не перед земным судом. А по Высоцкому: «Мне есть, что спеть, представ перед Всевышним, мне есть, чем оправдаться перед Ним». Главное, чтобы было что спеть. Кому надо — тот поймёт.
Объяснять ничего не нужно, потому что поэзия- самый УСЛОВНЫЙ вид литературы.